"Альфонс Доде"
Страница: 1 2 3 4 5 6 [ 7 ] 8 9 10 11 12 13 14 15
релков по фуражкам и поклонников бесстрашного Тартарена. И об этом мире рассказывается как бы в другом ключе.
Кажется, будто яркое солнце Прованса и его солнечные народные предания растопили, наконец, в заезжем парижанине дремавшую в нем веселую душу провансальца, и он теперь громко и заразительно хохочет, хохочет как истинный провансалец над смешными сторонами своих земляков. А чтобы посмеяться вволю, он собрал все эти забавные черты «провансальского характера» в одном лице — в образе Тартарена из Тараскона, несомненном потомке комических героев веселых народных легенд о лгунах. Образ этот, как всегда у Доде, списан с натуры. Прототипом его послужил некий провансальский буржуа, бывший спутником писателя еще во время его первой поездки в Алжир в 1861 году. Доде с детства знаком был этот облик провинциального рантье — ограниченного мещанина, экспансивного и трусоватого, легко мнящего себя героем, лжеца, верящего в собственную ложь.
Но как ни громко смеется Доде «ад своим героем, все же смех его звучит благодушно. Что же, в конце концов, этот смешной, пузатый буржуа — «провансальский дон-кихот» в теле Санчо Пансы — жертва собственного воображения. Он вовсе не злостный враль, этот Тартарен. Он лжет так искренне, и все тарасконцы так искренне верят ему... Он истый сын Прованса, вот и все, а в Провансе лжет ведь даже солнце, здесь «само солнце все преображает и все преувеличивает». И рисуя этот достоверный портрет провансальского буржуа, Доде, пожалуй, иногда чуточку любуется своей моделью...
— «Ничего не поделаешь! Во всем виновато солнце...»— словно говорит он.
«Необыкновенные приключения Тартарена из Тараскона» вышли отдельным изданием уже после падения империи, в 1872 году. Впоследствии Доде несколько раз возвращался к образу этого полюбившегося ему героя. Вторая и третья части трилогии («Тартарен в Альпах», 1885, и «Порт Тараскон», 1890) относятся уже к более позднему периоду его творчества. Но и в них звучит все тот же заразительный, лукавый смех. «А каким простодушием насыщена эта огромная жизнерадостность! — восхищается «Тартаренами» Анатоль Франс.— Ничего злобного, ничего напоминающего резкую сатиру Севера; это прекрасная «шутка», насмешливое посвистывание птиц над черными соснами в голубом лазурном небе».
И, однако, сквозь «насмешливое посвистывание птиц» явственно пробивались сатирические нотки. Ибо история злоключений незадачливого тарасконца, его фантастические прожекты, его попытка основать колонию в Северной Африке имели под собой вполне конкретную историческую почву. В шутливой эпопее о Тартарене проступали совершенно реальные черты современной писателю действительности. Правдивые картины колониальных нравов, с которыми сталкивается герой,— произвол местных властей, бесправие и униженность туземцев,— все это причудливое сочетание местной «экзотики» с убогими буднями «цивилизаторов» стоило порой прямого обличения колониализма.
В книге своих воспоминаний «Тридцать лет в Париже» Доде рассказывает о том чувстве радости, которое охватывает его всякий раз, когда он слышит, как имя какого-либо из его героев упоминается в качестве имени нарицательного.
Страница: 1 2 3 4 5 6 [ 7 ] 8 9 10 11 12 13 14 15
