"Любовная лирика Ахматовой в 20 - 30-е годы"
Страница: [ 1 ] 2 3 4 5 6
Заметно меняется в 20-30-е годы по сравнению с ранними книгами тональность того романа любви, который до
революции временами охватывал почти все содержание лирики Ахматовой, и о котором многие писали как о
главном достижении поэтессы.
Оттого что лирика Ахматовой на протяжении всего послереволюционного двадцатилетия постоянно
расширялась, вбирая в себя все новые и новые, раньше не свойственные ей области, любовный роман, не перестав
быть главенствующим, все же занял теперь в ней лишь одну из поэтических территорий. Однако инерция
читательского восприятия была настолько велика, что Ахматова и в эти годы, ознаменованные обращением ее к
гражданской, философской и публицистической лирике, все же представлялась глазам большинства исключительно
как художник любовного чувства. Мы понимаем, что это было далеко не так. Разумеется, расширение диапазона
поэзии, явившееся следствием перемен в миропонимании и мироощущении поэтессы, не могло, в свою очередь, не
повлиять на тональность и характер собственно любовной лирики. Правда, некоторые характерные ее особенности
остались прежними. Любовный эпизод, например, как и раньше, выступает перед нами в своеобразном ахматовском
обличье: он, в частности, никогда последовательно не развернут, в нем обычно нет ни конца, ни начала; любовное
признание, отчаяние или мольба, составляющие стихотворение, всегда кажутся читателю как бы обрывком случайно
подслушанного разговора, который начался не при нас и завершения которого мы тоже не услышим:
А, ты думал — я тоже такая,
Что можно забыть меня.
И что брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня.
Или стану просить у знахарок
В наговорной воде корешок
И пришлю тебе страшный подарок
Мой заветный душистый платок.
Будь же проклят.
Ни стоном, ни взглядом
Окаянной души не коснусь,
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь
И ночей наших пламенным чадом
Я к тебе никогда не вернусь.
Эта особенность ахматовской любовной лирики, полной недоговоренностей, намеков, уходящей в далекую,
хочется сказать, хемингуэевскую, глубину подтекста, придает ей истинную своеобразность. Героиня ахматовских
стихов, чаще всего говорящая как бы сама с собой в состоянии порыва, полубреда или экстаза, не считает,
естественно, нужным, да и не может дополнительно разъяснять и растолковывать нам все происходящее.
Передаются лишь основные сигналы чувств, без расшифровки, без комментариев, наспех — по торопливой азбуке
любви. Подразумевается, что степень душевной близости чудодейственно поможет нам понять как недостающие
звенья, так и общий смысл только что происшедшей драмы. Отсюда — впечатление крайней интимности, предельной
откровенности и сердечной открытости этой лирики, что кажется неожиданным и парадоксальным, если вспомнить ее
одновременную закодированность и субъективность.
Кое-как удалось разлучиться
И постылый огонь потушить.
Враг мой вечный, пора научиться
Вам кого-нибудь вправду любить.
Я-то вольная.
Все мне забава,
Ночью Муза слетит утешать,
А на утро притащится слава
Погремушкой над ухом трещать.
Страница: [ 1 ] 2 3 4 5 6
