Фурманов "Чапаев" - сочинение "Роман «Чапаев»: Уроки одной трагедии"
Страница: [ 1 ] 2 3Отголоски романтических верований, надежд на стремительное распрямление людей, обретение ими реальной, не анархической свободы — но не в мифопоэтическом пространстве легенды, чуда! — звучат уже в первых главах «Чапаева». Так, на проводах полка ткачей на Восточный фронт впервые высказана мечта: «дела, т. е. события, сами не ходят», нужны яркие герои, «общего дела водители»! И в беседе с возницей Гришей, везущем повествователя Федора Клычкова, комиссара, в дивизию, звучит тема ожидания: встретить в Чапаеве чудо, откровение истории, степного коня, который «сам себя на узде крепит».
А если этот герой себя еще не крепит, то он, комиссар, как более подкованный, знающий отличие II Интернационал от III (Чапаев их явно путает), подберет узду понадежней, сделает из него «общего дела водителя». Так заложена была главная сюжетная коллизия романа — тема дружбы-спора неприрученного орла Чапаева и «приручающего» его (т. е. оскопляющего, схематизирующего) Федора Клычкова. И все это — на фоне боев за Уфу, походов через уральские степи, митингов.
Федор Клычков даже боится, что он так и не справится со стихией «чапаевщины» (т. е. партизанщины, анархичного якобы правдоискательства). На протяжении всего романа он как бы… «прорабатывает» слепого степного орла, анализирует его даже с избыточным рационализмом, как подопытный социальный тип.
«Это несомненный народный герой… герой из лагеря вольницы — Емельки Пугачева, Стеньки Разина, Ермака Тимофеевича»…
Герой в теории и реальный Чапаев для Клычкова не совпадают. Сейчас даже немного смешноватыми выглядят педагогические радости Клычкова, когда он, внедрив в память Чапаева какие-то несложные газетные догмы, торжествует: «Мысли его иногда Чапаев выдавал за свои — так, в разговоре с кем-нибудь посторонним, как бы невзначай». Получается, что герой приближался I к идеалу, из человека становился… экспонатом! Увы, так долгое время и понималась воспитательная работа. «Гадкий утенок», способный стать лебедем, делался «как все». К счастью, сплошной нивелировке, как очевидному «успеху» политработы, Чапаев так и не поддался: алмаз характера, как мы увидим, устоял, не стерся. Впрочем, усердие Клычкова-воспитателя и его практический : взгляд на Чапаева как на удобнейшее, по-своему «талантливое» орудие управления сырой, родственной ему крестьянской массой — весьма характерная черта эпохи гражданской войны. В ро- I мане весьма глухо, неотчетливо говорится о неприязни Чапаева к неким «штабам», герой явно не любит «ревсовет», т. е. Реввоенсовет, возглавляемый Троцким. Но почему не любит? В чем тут драма для Чапаева и его свободы?
Сейчас многое в раздвоенности Чапаева, конечно, проясняется. Драматично не то, что Чапаев не посвящен во все замыслы и цели тех же «штабов», которые он не понимает, от которых он — и прежде всего от Л. Д. Троцкого — психологически отчужден. I Его печалит другое: он интуитивно ощущает, что от всех щедрот свободы ему разрешена по существу лишь свобода всадника революции, ее винтика — рубить, крушить белых, сеять смерть, опираясь на механизм террора, порой «мыслить» с циркулем перед картой-трехверсткой с расположением полков, отрядов.
Страница: [ 1 ] 2 3
