Фурманов "Чапаев" - сочинение "Роман «Чапаев»: Уроки одной трагедии"
Страница: 1 2 [ 3 ]нный от «штабов», не «посвященный» в смысл мировой коммуны, в сущности «мышца бранная» (Пушкин), все-таки не может.
Чем же в итоге разрешалось одиночество, этический голод всадника революции, отвергнувшего мизерный паек псевдосвободы, нищету чувств голытьбы? Созданием самодельной, кустарной «социологии», своей программы движения к счастью, особой народной мудрости… Конечно, эклектичной, заимствованной — из газет, плакатов, из речей на митингах. В митинговых сценах романа, дышащих редкой силой страстей, наглядностью помыслов и простодушных решений,— источник огромного обаяния, открытости характера Чапаева, всей его энергии самодвижения через времена и континенты. И сейчас словно слышится голос героя, наводящего «порядок» в освобожденном селе, стыдящего мелочные воровские души, измельчающие великую мечту о свободе и равенстве «грабижкой»:
* «Ты вот тащишь из чужого дома, а оно и без того все твое… Раз окончится война — куда же оно все пойдет, как не тебе? Все тебе. Отняли у буржуя сто коров — сотне крестьян отдадим по корове. Отняли одежу — и одежу разделили поровну… Верно ли говорю?!
* — Верно… верно… верно…— рокотом катилось в ответ.
Вспыхивают кругом оживленные лица, рыщут пламенеющие восторгом глаза».
Наивно, конечно, смешно звучат эти речи деревенского популиста. Но как искренни они даже в своей ограниченности!
Может быть, это говорит крестьянский Христос? В этой программе прямой дележки ста коров на сто семей живет мечта — сразу «порадеть» всему бедняцкому классу. Накормить тысячи людей сразу и…пятью хлебами! Так стосковалась крестьянская душа Чапаева по правде, справедливости, что он хочет по обычаю Стеньки Разина всех утешить и обрадовать разделенной добычей. Не думая о том, что это еще не созидание, а чистейшее расточение, «проедание», деморализующее самих победителей.
Так Чапаев пробует апокалипсис истории превратить в сотворение мира. Митинговые откровения всегда просты, наглядны: сама по себе наглядность и быстрота проведения, чрезвычайность таких «земельных» или «школьных» реформ и есть якобы доказательство их «истинности». Не будем судить строго безграмотного реформатора с саблей. Не так уж далеко уходили (и уходят) от него администраторы, легко упразднявшие на наших глазах тысячи деревень, обещавшие «коммунизм» — через двадцать лет. На фоне многих из них «популист» 1919 года выглядит наивней и нравственней: его иллюзии, его обещания не сопряжены с жаждой удержаться у власти, на гребне волны, прослыть кудесником, мастером чуда.
Страница: 1 2 [ 3 ]
