"Военные темы и мотивы Твардовского"
Страница: [ 1 ] 2 3
Военные темы и мотивы не оставляли поэта по сути до самого конца. “… Для меня этот период представляется таким, о котором всю жизнь хватит думать”, – писал он о первой половине 1940-х годов. Среди стихотворений о войне, по всеобщему признанию, у Твардовского есть настоящие шедевры. Таковы “Я убит подо Ржевом” (1945-1946), “В тот день, когда окончилась война…” (1948) и др. Поэту удалось выразить мысли и чувства, волновавшие целое поколение. Он ведет речь о его сокровенных переживаниях, о связи между живыми и погибшими. Уцелевшие на войне, дожившие до самого дня Победы почувствовали себя в этот день чуть ли не бессмертными, а не дожившие остались как бы на другом берегу Леты: “И, кроясь дымкой, он уходит вдаль, | Заполненный товарищами берег”.
В “оптимистических” сочинениях послевоенного времени нередко обыгрывалась метафорическая фраза о том, что народная жизнь восстанавливается, как трава. Дескать, нам все нипочем, вытопчи, выжги траву, а она вновь встает после дождя. Тех же, кто говорил о невосполнимости утрат, бичевали за “упадничество”. Была подвергнута резкой критике песня старшего друга и земляка Твардовского М. Исаковского “Враги сожгли родную хату” – песня, выплеснувшая безмерную народную печаль. Твардовский в стихотворении об окончании войны выразил негодование по поводу глупого сравнения людей с травой:
Что ж, мы – трава? Что ж, и они – трава?
Нет, не избыть нам связи обоюдной.
Протест этот в глубине своей имеет религиозные корни. Поэт не может принять упрощенной философии охранительной критики, всегда готовой клеить ярлыки. Ощущение связи с ушедшими – не слабость, но проявление внутренней силы, за которой стоит истинное бессмертие: “Не мертвых власть, а власть того родства, | Что даже смерти стало неподсудно”. Нерасторжимость духовной атмосферы, общей для живых и погибших, предъявляет мощный нравственный императив поэту-лирику, диктует табу на фальшивку: “Еще не зная отклика живых, | Я ваш укор услышу бессловесный”. Вместе с тем эта связь питала особую внутреннюю раскрепощенность, бесстрашие в сопротивлении полуправде, подкрепляла самостоятельность в выборе позиции:
Я волен речь вести свободно,
Как тот солдат, с кем был в бою,
С кем пыль глотал в страде походной
И чьим поэтом состою.
Не случайно хрестоматийную известность приобрело стихотворение “Я знаю, никакой моей вины…” (1966). Лирическое “я” здесь принимает на себя общую духовную тяжесть, не покидающую оставшихся в живых фронтовиков:
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они – кто старше, кто моложе -
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, -
Речь не о том, но все же, все же, все же…
Лирическое осмысление себя во времени и в отношении к трагической эпохе, унесшей миллионы жизней, передано в форме незавершенного силлогизма, прерванного чувством, которое сильнее рассудка. Нет вины перед мертвыми, погибшими “ради жизни на земле”, – и она есть, эта вина, ставшая проявлением совести, не склонной к беспамятству.
Страница: [ 1 ] 2 3
