"Муза Дальних Странствий в творчестве Гумилева"
Страница: [ 1 ] 2
Муза Дальних Странствий теперь пробуждается не с зовом пространства или времени, а самоуглублением, «огнедышащей беседой», «усмирением усталой плоти». Тем суровее развенчивается прошлая близорукость:
* «Мы никогда не понимали
* Того, что стоило понять»
* «И былое темное бремя
* Продолжает жить в настоящем».
Гумилев обращается к мифологии, творчеству ушедших из жизни мастеров. Но лишь затем, чтобы выверить в чужом опыте свой поиск Прекрасного человеческой души. Ее певцам сообщена высокая цель — слагать «окрыленные стихи, расковывая сон стихий». Среди глухих, непрозревших:
* И, символ горнего величья,
* Высокое косноязычье
* Как некий благостный завет.
* Тебе даруется, поэт.
Противоположные внутренние состояния в конечном счете оказываются плодами одного «сада души». Но они представлены с резкой границей света и тени. Мучительных борений с самим собой, трагической потрясенности перед двойственностью переживаний, что поражает откровением, скажем, у Блока, здесь нет. Гумилев мужественно, волевым напряжением побеждает свои сомнения, хотя и не затеняет их. Стихи насыщены говорящими контрастами дня и ночи, реального, зримого и созданного фантазией мира. Точность поэтического восприятия и воображения неповторима. Мы ясно чувствуем: запах «смол, и пыли, и травы», «пахнет тлением заманчиво земля»; видим «ослепительную высоту», «дикую прелесть степных раздолий», «таинство лесной глуши». А рядом — «зыбкие дали зеркал», «сатана в нестерпимом блеске», человечные в страданиях «когда-то страшные глаза» мифической Медузы. И всюду: «Краски, краски — ярки и чисты». Но все это радужное «царство» строго организовано авторской чеканной мыслью. «Теперь мой голос медлен и размерен»,— признание самого поэта. И все-таки запросы души остаются без ответа.
Есть ли связь между духовными исканиями Гумилева в «Колчане» и его последующим поведением в жизни? Видимо, есть, хотя сложная, трудно уловимая. Жажда новых, необычных впечатлений влечет Гумилева в Салоники, куда он выезжает в мае 1917 года. Мечтает и о более дальнем путешествии — в Африку. Объяснить все’это только стремлением к экзотике, думается, нельзя. Ведь не случайно же Гумилев едет кружным путем — через Финляндию, Швецию, многие страны. Показательно и другое. После того как не попал в Салоники, благоустроенно живет в Париже, затем в Лондоне, он возвращается в революционный холодный и голодный Петроград 1918 года. Родина суровой, переломной эпохи воспринималась, может быть, самым глубоким источником самопознания творческой личности. Недаром Гумилев сказал: «Все, все мы, несмотря на декадентство, символизм, акмеизм и прочее, прежде всего русские поэты». В России и был написан лучший сборник стихов «Огненный столп» (1921).
К лирике «Огненного столпа» Гумилев пришел не сразу. Значительной вехой после «Колчана» стали произведения его парижского и лондонского альбомов, опубликованные в «Костре» (1918). Уже здесь преобладают раздумья автора о собственном мироощущении.
Страница: [ 1 ] 2
