"Евгений Замятин: Голос предостережения"
Страница: 1 2 [ 3 ]
разительных средств должен служить именно сплав реальности, «быта» с «фантастикой», условностью. Он вообще предпочитал не воспроизводящую сторону искусства, а пересоздающую, был склонен не к «живописному» началу литературы, а скорее к «архитектурному» — к искусным, динамичным сюжетно-композицион-ным построениям, к минимуму описаний, подробностей, украшений. Его привлекал характерный, гротескный образный рисунок, субъективно окрашенный язык. Ко всему этому он тяготел в своей прозе как художник, то же отстаивал, пропагандировал как критик. Но больше и раньше всего он отстаивал именно независимость творчества. Он писал (в статье 1924 года «О сегодняшнем и современном»): «Правды — вот чего в первую голову не хватает сегодняшней литературе. Писатель… слишком привык говорить с оглядкой и с опаской. Оттого очень мало литература выполняет сейчас заданную ей историей задачу: увидеть нашу удивительную, неповторимую эпоху со всем, что в ней есть отвратительного и прекрасного». Это одна из самых ранних и вполне точных формулировок того требования к нашей литературе, которое оставалось главным на всем протяжении ее истории. Точно так же, как оставалась главной бедой и главной виной советских писателей именно привычка «говорить с оглядкой и с опаской». А тех, у кого этой губительной привычки не выработалось, мы получили возможность читать лишь в самые последние годы.
Столь независимая и неуступчивая позиция делала положение Замятина в литературе все более трудным. С 1930 года его практически перестали печатать. Была снята с репертуара пьеса «Блоха», а трагедия «Атилла» не получила разрешения к постановке. В этих условиях Замятин в 1931 году обратился с письмом к Сталину и просил разрешить ему выезд за границу. Просьбу Замятина поддержал Горький, и в ноябре 1931 года Замятин уезжает за рубеж. С февраля 1932 года он жил в Париже.
Страница: 1 2 [ 3 ]
