"А. И. Куприн (1870—1938): годы творческой деятельности"
Страница: [ 1 ] 2 3
Один из самых популярных писателей дореволюционной России, деливший славу с М. Горьким и Леонидом Андреевым, Куприн в восприятии читателя был прежде всего талантливым реалистом-бытовиком, критиковавшим темные стороны русской действительности. Однако, в отличие от Бунина, написавшего едва ли не самые значительные произведения в эмиграции, Куприн пережил в эти же годы тяжелый творческий кризис.
После кратковременного ареста писателя органами Петроградской чрезвычайной комиссии (ЧК) за написание статьи в защиту великого князя Михаила Александровича (июль 1918 года) и неудачной попытки сотрудничества с большевистским руководством, отказавшим Куприну в издании беспартийной газеты «Земля» (декабрь 1918 года), он принимает сторону белых и становится редактором военной газеты генерала Н. Н. Юденича «Приневский край» (октябрь 1919 года). Вместе с остатками разгромленной на северо-западе Добровольческой армии Куприн через Нарву и Ревель (ньше Таллинн) оказывается в Гельсингфорсе (Хельсинки). Отсюда, по приглашению Бунина, он выезжает в Париж. В первые годы после революции появлялись (наряду с переизданиями старых, произведений) лишь статьи Куприна, чернящие советскую выставку в Париже, Г. Уэллса за его книгу «Россия во мгле» и т. д.
Но по мере угасания в Куприне пыла пристрастного публициста в нем снова просыпался художник. Приблизительно с 1927 года, когда выходит сборник Куприна «Новые повести и рассказы», можно говорить о последней полосе его относительно напряженного художественного творчества. Вслед за этим сборником появляются книги «Купол св. Исаакия Далматского» (1928) и «Елань» (1929). Рассказы, публиковавшиеся в газете «Возрождение» в 1929—1933 годах, входят в сборники «Колесо времени» (1930) и «Жанета» (1933). С 1928 года Куприн печатает главы из романа «Юнкера», вышедшего отдельным изданием в 1933 году.
Куприн всегда любил Россию горячо и нежно. Но только в разлуке с ней смог он найти слова признания и любви. Теперь, ничем не сдерживаемые, они вылились чисто и светло в непрестанной тоске и тяге «домой». «Есть, конечно, писатели такие, что их хоть на Мадагаскар посылай на вечное поселение — они и там будут писать роман за романом,— сказал он.— А мне все надо родное, всякое — хорошее, плохое — только родное». В этом, быть может, проявилась особенность художественного склада Куприна. Он накрепко, больше, нежели Бунин или Шмелев, был привязан к малым и великим сторонам русского быта, многонационального уклада великой страны.
Но теперь быт исчез. Исчезли рабочие, подневольные страшного Молоха (одноименная повесть 1896 года), исчезли великолепные в труде и разгуле крымские рыбаки («Листригоны», 1907—1911), философствующие армейские поручики (повесть «Поединок», 1905) и замордованные рядовые. Новых людей, новой России Куприн не видит. Перед его глазами не привычный пейзаж оснеженной Москвы, не панорама дикого Полесья, а чистенький «булонскии лес» или такая нарядная и такая чужая природа французского Средиземноморья… Он делает очерковые зарисовки Парижа, Югославии, юга Франции, но само «вещество» поэзии способен найти по-прежнему лишь во впечатлениях от родной русской действительности.
Страница: [ 1 ] 2 3
