"Индивидуализм в ранней поэзии Брюсова"
Страница: [ 1 ] 2
Индивидуализм в ранней поэзии Брюсова по сути проистекал из стихийного недовольства наступающей властью капитала, ведущей к обезличиванию человека. Брюсов яростно защищал права личности, но эта защита не опиралась на какую-либо продуманную систему, не связывалась с утверждением идеи положительного общественного устройства.
Резкое «выламывание» Брюсова из традиционных литературных рамок, алогизм его художественных образов, неприятие «банальной» поэзии выражалось в явных крайностях, вплоть до парадоксальности однострочечного стихотворения «О, закрой свои бледные ноги». Но Брюсова вела по этому пути ненависть к поэтическим штампам. Жажда же нового сочеталась с неумением найти это новое. Этим Брюсов существенно отличался от большинства представителей русского символизма, одержимых лишь ненавистью к человеческому обществу и сознанием своей творческой непогрешимости.
Другой важнейшей чертой поэзии Брюсова 90-х годов было то, что ее лирический герой, в противовес герою символистской поэзии, все-таки понял тщетность своих попыток оторваться от реального мира, осознал свою связь со «здешней», земной жизнью. «Никогда не разорвутся звенья между душой и прелестью земли»,— говорил Брюсов в своем первом поэтическом сборнике. Но поэт еще не может решить для себя, земля или небо должны отразиться в его творчестве. Идя от реального мира к трансцедентальному, т. е. находящемуся вне возможностей познания, Брюсов, как правило, останавливался где-то на полпути:
* Земля мне чужда, небеса недоступны,
* Мечты навсегда, навсегда невозможны…
* («Мучительный дар»)
Уже в период творческого становления Брюсова противоречия его художнического миропонимания были острыми. С одной стороны, он не видит современной действительности («Я действительности нашей не вижу, я не знаю нашего века»), с другой — он довольно точно воссоздает гнетущую обстановку капиталистического города и даже слышит «голос близкого к жизни возмездия». С одной стороны, всем, кроме себя самого, он отказывает в способности понимать его стихи, с другой — жаждет, чтоб некий «друг» оценил их по достоинству. С одной стороны, он по-юношески робеет перед своей «недоступно-небесной» возлюбленной, с другой — упивается грубо-прозаической эротикой.
Спасаясь от бездны пошлости в настоящем, Брюсов то уходит в «века былые», то стремится заглянуть в будущее, весьма абстрактно им представляемое. Объектом поэзии Брюсова уже в конце 90-х годов становится героический характер. Поскольку найти такой характер в современной действительности ему не удается,— поэт обращается к истории и мифологии. Однако он не мог оценить настоящее с точки зрения уроков истории, не мог осмыслить современность в ее исторической перспективе. Поэтому в поисках сильной личности в истории он вырывал своих героев из «контекста» времени, поднимал их «над веками», любуясь их блеском и мощью. Реальные исторические личности в каждом его цикле сосуществовали с мифическими героями: ассирийский царь-завоеватель Ассаргадон, «исчерпавший до дна» «земную славу» («Ассаргадон», 1897), и «жрец Изиды Светлокудрой» («Жрец Изиды», 1900); наши отдаленные предки скифы («Скифы», 1900) и Дон-Жуан («Дон-Жуан», 1900); «пьянеющий славой» Наполеон («Наполеон», 1910) и богиня плодородия Деметра («К Деметре», 1904)—вот какой калейдоскоп образов выходит из-под пера Брюсова как результат поисков красивой и сильной личности.
Страница: [ 1 ] 2
