Островский "Гроза" - сочинение ""Гроза" А. Н. Островского — драма или трагедия?"
Страница: [ 1 ] 2Мир затаенной, тихой вздыхающей скорби” изображает драматург, воплощая его события и характеры в образах персонажей драмы “Гроза”, и очевидно, что слова Н. Добролюбова помогают точнее дать жанровое определение произведения. “... Мир тупой, ноющей боли, мир тюремного, гробового безмолвия...” — но целый мир, а не фрагмент его, — мир, взятый во всей полноте своих проблем и коллизий. Драма, давно неподвластная законам классицизма, все же не претендует на всеохватность; в ней есть известная толика типичности, но не всеобщности. Трагедия — схватка сердец, кланов, поколений, эпох. “Ни света, ни тепла, ни простора...” — мир-тюрьма, темное царство.
Известно, что замоскворецкие купцы с поклоном выходили иногда на сцену Малого театра, благодаря актеров за их сценический портрет, меж тем как драмы Островского, в том числе и “Гроза”, — воспроизведение не только социального пласта жизни, но и психологического.
Главным образом для драматурга было воссоздание картины нравов и психологических типов, определителем которых является принадлежность не к той или иной социальной страте (купец, крестьянин, дворянин), а к специфической нравственной группе. “Жестокие ругатели” были отнюдь не только среди купцов, но и среди, скажем, офицерства (столкновение Савела Прокофьича с гусаром), да и вечная женская забитость не помешала Марфе Игнатьевне Кабановой превратиться в деспотичную хозяйку, о которой наиболее точно отзывается Кулигин: “Ханжа, сударь! Нищих оделяет, а домашних заела совсем”.
Очевидно, что Островский на примере известных ему замоскворецких купцов выводит на сцену жителей Калинова не как портретную галерею русского купечества, а как панораму нравов всего общества, где человек зависит не от раз и навсегда предустановленной классовой принадлежности, а скорее от богатства, дающего силу, — будь он купец или дворянин. В этом — надвигающийся стук лопахинских топоров и звон “господина купона” Глеба Успенского. Это предвосхищение уже не может уложиться в рамки драмы, ибо одно дело — драма Катерины, драма ее жизни, и совсем другое — всемирная трагедия, типичным воплощением которой явились нравы жителей Калинова.
“А уж коли очень мне здесь опостынет, так не удержат меня никакой силой. В окно выброшусь, в Волгу кинусь. Не хочу здесь жить, так не стану — хоть ты меня режь”,
— таково жизненное кредо главной героини, пророчески намекающее на ее судьбу. И — не менее судьбоносное утверждение Варвары: “А по-моему, делай что хочешь, только бы шито да крыто было”. Третья позиция — безвольный Тихон, лишь над трупом жены поднимающийся до обличительных слов, брошенных в лицо матери. Четвертая
— любящий Катерину, но слабовольный Борис, племянник Дикого, — нет здесь не только воли, но и порядочности. Эти линии можно продолжать, но они вполне укладываются в типы коллизий и общественных столкновений, обозначенных Добролюбовым: младших со старшими, бедных с богатыми, безответных со своевольными. Это общественная трагедия.
“... В ней теплится по временам только искра того священного пламени, которое пылает в каждой груди человеческой, пока не будет залито наплывами житейской грязи”.
Страница: [ 1 ] 2
