Битов "Пушкинский дом" - сочинение "Ретроспективный характер первого раздела романа Битова"
Страница: 1 2 3 [ 4 ] 5 6жая погоню за Левой милиционера. Травестия не мешает разглядеть вскрытый Пушкиным конфликт: беззащитный человек — деспотичное государство. Битов дает понять, что и в новую эпоху этот конфликт не разрешен, более того, за годы тоталитаризма человек стал рабом страха, который внушает ему власть. “Нулевая”, по словам писателя, обстановка вытесняет из жизни благородный печоринский аристократизм, не позволяет выдержать искушение “бесовством”.
Цель Битова — не в том, чтобы осудить (или оправдать) своего героя, а в том, чтобы дать почувствовать, что такое жизнь под взнесенными над головой копытами Медного всадника. В “Пушкинском доме” показана бескровная трагедия, цена которой — несостоявшаяся личность, раздавленный интеллигент: не исключение, а правило. В постдуэльной действительности автор оставляет Одоевцева-младшего наедине с самим собой и вопросом: “Что делать?”. Появление в постмодернистском контексте названия романа Чернышевского побуждает искать в этом вопросе расширительный смысл. Что делать? Скрыть следы своего “восстания”, смириться или решиться на продолжение “бунта”? Жить по меркам, предложенным классической литературой, или не смешивать литературу с жизнью? Что делать с собой, неисправимым, презираемым и любимым, несмотря ни на что? Что делать вообще России, зашедшей в тупик? Чернышевский, как известно, отвечал: революцию (но революцию уже сделали), Розанов: ничего не делать (но и так ничего не делают). Битов использует испытанный код: “открытый финал”, рассчитывая на то, что Левин вопрос засядет в сознании читающего, подобно не дающей покоя занозе. Считая логику развития исчерпанной, художник ставит условную точку (или условное многоточие).
Битов постоянно предупреждает, что на самом деле все могло быть и не так, апробирует альтернативные версии, как бы размывая стабильные смыслы, разрушая необратимую линейную последовательность повествования. Вот одно из характерных высказываний писателя: “Так ли они говорили? Мы еще однажды перепишем все сначала, для скуки. Перемелем монологи и реплики, чтобы один как бы больше отвечал другому, и — попроще, попроще! — слово зачеркнем — слово надпишем. Мог ли Лева употребить слово “Писание” вместо “Евангелие” — помучимся — оставим так” (с. 302). Битов не скрывает, что у Левы Одоевцева могла быть не описанная в романе семья, а совсем другая, жалуется, что Лева все больше превращается в “коллективного” героя и — более того — “так все развилось”, что “ни один из них не герой, и даже все они вместе — тоже не герои этого повествования, а героем становится и не человек даже, а некое явление, и не явление — абстрактная категория” (с. 219). Вместе с тем “версии и варианты” призваны удостоверить типичность центральной фигуры “Пушкинского дома”, неизменной в своих главных качествах при любом повороте событий.
Не случайно одно из альтернативных жанровых определений романа, используемых писателем в “Обрезках (Приложении к комментарию)”, — роман-модель: строительные “балки”, “арматура” в нем не запрятаны, а сознательно обнажены.
Страница: 1 2 3 [ 4 ] 5 6