"Искусство молодого Твена — это искусство гротеска"
Страница: 1 [ 2 ]
ваясь: «Способность говорить о смешном, сохраняя непоколебимую важность тона, не подавая и виду, что тебе самому забавно то о чем повествуешь». Этот секрет он открыл очень рано, еще в первые годы писательской работы. И хотя тогдашним литературным авторитетам казалось, что он просто издевается над нормами изящной словесности, всегда следовал правилу, установленному для самого себя.
Эффект оказывался сильным и порой непредсказуемым.
«Еще не было случая,— писал Твен,— чтобы кто-нибудь по поверил моей самой беспардонной лжи, как не бывало, чтобы кто-нибудь не счел ложью чистейшую правду, вышедшую из моих уст», Это, конечно, тоже шутка. Но не такая уж веселая. По крайней мере, Твену но пришлось бы долго искать подтверждений этому ироничному комментарию к собственному творчеству. Их набиралось с избытком после любого его рассказа.
Здесь вся суть была в том, что американская публика ко привыкла к такому юмору. В Америке и до Твена было великое множество юмористов, а гротеск, не признающий никаких ограничительных продолов, для этих писателей служил едва ли не основным художественным средством. Еще в типографии Амен-та, на той своей давней службе, Сэмюзл Клеменс не раз с жадностью набрасывался на очередной номер тощего журнальчика «Дух времени» , издававшегося в Нью-Йорке,— провинциальные газеты перепечатывали из него целые полосы, «Дух временно был чужд претензий — ол хотел смешить любой ценой, и только. На его страницах публиковались рассказики и зарисовки самых остроумных литераторов той поры.
Остроумные? Посмотрим. Вот что мог прочитать в «Духе времени» Сэм КломеЕгс, пятнадцатилетний наборщик у Амента. Дальний Залад — место, ничего не скажешь, замечательное. Есть там один городишко, о котором жители говорят, что у них «малость шумновато». Вчера я в нем побывал и стал свидетелем двух уличных драк, а также повешения. Трех бродяг прокатили па шесте, потом палили по йпдюшкам и затеяли собачий бокс. Заезжий циркач прочел им проповедь, перед тем как залезть па самый высокий столб и помахать оттуда ногой. А тамошний судья, проиграв в покер свое годовое жалованье, сначала прикончил: партнера по карточному столу, а затем помог линчевать собственного дедушку, которого уличили в краже свиней».
Сейчас подобный юмор покажется нам весьма грубоватЕ,1М, даже покоробит. Американцам во времена молодости Твена он нравился. Окружающая их жизнь изяществом и утонченностью не отличалась. Жестокостей в ней было через край. И хотелось осмеять эту малопривлекательную повседневность, эту будничную жестокость. Чтобы уже не чувствовать себя их пленниками.
Страница: 1 [ 2 ]
