"Анализируя творчество Людмилы Петрушевской"
Страница: 1 [ 2 ] 3
делать то, что когда-то делали хорошо (впрочем, и представители позднейших операций, побывавшие в моде и в фаворе, а ныне из моды несколько вышедшие, тоже не желают расставаться со своим комсомолом). Идейный интерес к частному и к частностям, склонность всегда носить черное и создавать виртуозные вариации на собственные темы потихоньку начинают раздражать даже самые значительные таланты. Тексты, еще совсем недавно вызывавшие восхищение, вдруг видятся не такими гениальными. Писатель, только что бывший чуть ли не родным, признается “голым королем”. Жертвой лично моей читательской несправедливости и неблагодарности стала долго любимая мною Людмила Петрушевская.
Прежде всего отметим, что сам способ вхождения Петрушевской в литературный оборот может сегодня породить у недоброжелателей соблазн объявить ее “голой королевой”. Для Петрушевской, как и для многих других литераторов ее поколения, коммунистическая цензура сыграла роль молодильного фрукта. Долго оставаясь “молодыми” безотносительно физического возраста, эти таинственные дети подземелья появились вдруг, и, хотя литературные люди окольными путями имели понятие об их “андеграундном” творчестве, общее впечатление было феерическим. Людмила Петрушевская предстала “молодой писательницей” тогда, когда была уже, по сути, состоявшимся и опытным мастером (не забудем, что истинную литературную молодость у Петрушевской отняли). Ее поклонникам тогда казалось, что эта “дебютантка”, только-только из сборников типа “Молодая женская проза”, может все. И чем дальше, тем сможет больше.
Таким образом, слава Петрушевской с самого начала строилась на иллюзии: зрелые произведения были приняты за “подающие надежды”. Сразу журналы и издательства открыли Людмиле Петрушевской “зеленую улицу”: печаталось все, только подавай. Для нее оказалось приготовлено большое место в литературе – и это место следовало заполнить если не новыми сюжетами, то по крайней мере новыми текстами. Писательская работа Петрушевской на глазах превратилась в борьбу с пустотой. Это зияние (не писательницей созданное) надлежало кормить, иначе у творческого разума создавалось ощущение, будто он сам окружен и поглощен пустым пространством ненаписанного. В принципе каждого литератора на определенном этапе развития караулит ловушка пустоты. Это потому, что он всегда чего-то еще не написал и объем ненаписанного (накопленного за жизнь параллельно с написанным объемом) вдруг начинает делать глотательные движения. Но, должно быть, у Петрушевской естественная творческая ситуация оказалась смоделирована и спровоцирована извне. Между тем и прежние произведения, обильно издаваемые, перестали, как мне кажется, выдерживать тиражи. Не в том смысле, что книги Петрушевской оседают на складах (охотно допускаю, что этого как раз не происходит). Просто тиражирование – тоже род повторения: в каждом (не вполне бессмертном) тексте заложен запас свежести, оригинальных смыслов, и когда он оказывается исчерпан (просто за счет того, что многочисленные экземпляры физически существуют), текст начинает восприниматься как банальный.
Страница: 1 [ 2 ] 3
