"Пелевин Виктор Олегович"
Страница: 1 [ 2 ] 3
пользуемый вместо автоматического устройства. Выполнение задания должно завершиться выстрелом в висок, дабы скрыть цену «научного» эксперимента. Абсурдизм воспроизводимой ситуации неотделим от пародирования коммунистического метанарратива, посредством которого происходящее оправдывается, и, следовательно, — от комедийной подоплеки.
коллективное бессознательное. Этой проблеме посвящен роман «Чапаев и Пустота».
В романе Пелевина находят преломление концепции постгуманизма, «конца времени», «конца истории», плюрализма/монизма, а «отправной пункт» совершающихся в мире-тексте метаморфоз — психиатрическая лечебница. В романе в перекодированном виде цитируются Борхес, Рамачарака, Достоевский, Пушкин, Шекспир, В. Соловьев, Чернышевский, Бальмонт, Набоков, Вик. Ерофеев, Блок, М. Булгаков, Фурманов, Шолохов, Л. Толстой, Шопенгауэр, Кант, Фрейд, Юнг, Маяковский, Ницше, Библия, Тютчев, Солженицын, Майринк, Гребенщиков, революционные песни, творения современной массовой культуры, буддистские, даосис-ские тексты.
Пелевин уподобляет человека поезду со множеством прицепных запломбированных вагонов, содержимое которых, быть может, взрывоопасно, пишет: «Он точно так же обречен вечно тащить за собой из прошлого цепь темных, страшных, неизвестно от кого доставшихся ему в наследство вагонов», то есть «черных ящиков» бессознательного. И так было и будет всегда — ход истории неотделим от тех или иных воздействий коллективной психики, в определенных случаях начинающих доминировать над сознательными устремлениями людей, подчиняющих их себе. Но всеобщее в коллективном бессознательном имеет национальный отпечаток. Разные стороны русского национального архетипа и олицетворяют пелевинские гибридно-цитатные персонажи: Чапаев — идеализм, оборачивающейся «волей к смерти», Вертинский — фатализм, также неотделимый от танатоидального влечения, Петька — идеализм/утопизм, стимулирующий добровольное обречение на смерть, Петр Пустота — страх перед жизнью и связанное с ним колебание между «волей к жизни» и «волей к смерти». Пелевин фиксирует сильнейшим образом развитый танатоидальный комплекс как одно из самых характерных качеств русского национального архетипа. Оборотная его (комплекса) сторона чаще всего — идеализм, то трансцендентальный, то идеологический: ради идеала не жаль пожертвовать жизнью (не только своей, но и чужой). Такие самоубийственные «наклонности» национального архетипа не раз в истории провоцировали опасные ситуации и в крайнем своем выражении способны привести к самоистреблению нации. Пелевин прослеживает, при каких условиях это происходит, сквозь призму шизоанализа рассматривает революцию и гражданскую войну 1917—1920 гг. Соответствующие главы романа представляют собой палимпсест: «Чапаев» Фурманова «переписывается заново», в постфилософском ключе. Фурмановский текст, таким образом, признается одним из надежных источников информации, необходимой для выявления либидо исторического процесса характеризуемой эпохи. Коммунистический метанарратив, который нашел преломление в романе Фурманова, рассматривается как активатор деструктивно-танатоиндальных импульсов коллективного бессознательного, приводящий в состояние дикой хаосизации негативный потенциал национального архетипа.
Страница: 1 [ 2 ] 3
