"Символизм произведений Борхеса"
Страница: 1 [ 2 ]
ибо существуют определенные соотношения между колесом и некоторыми эмблематическими цветами, такими, как роза на Западе и лотос на Востоке”. В рунических изображениях, отмечает Борхес в эссе “Богословы”, символы креста и круга переплетены, обозначая центр и четыре направления Вселенной. “Колесный крест в христианском смысле представляет господство Христа над всей землей”. Президент Центра Духовного Нравственного и Физического Возрождения “Юнивер” Жан-Иоанн Гавэр круг, в котором заключено несколько необычное Перекрестие, истолковывает как знак, “в котором заключены знаки Души, Общения, Вечной Юности, Святого Духа, Благовещения, Чистоты, все самые сокрытые Таинства… “.
Используемый Борхесом образ-символ содержит указание на глубинное внутреннее единство культур, их взаимодействие, уже в древности захватившее обширные регионы; и не случайно в теософии, считающей себя универсальной религией, два главных знака-символа Христа — солнце и свастика (безусловно, этот знак имеет совсем иное означаемое, нежели то, которое возникло позднее). Таков второй комплекс значений, связанных с образом Бога Огня.
Однако Борхес не ограничивается этим. Многие годы посвятивший изучению буддизма, писатель знал, что у Будды колесо сансары превращается в “колесо учения” — символ спасения от “кругов лабиринта” для тех, кто сумеет вытащить из себя идею “я”, стрелу-Вселенную, пробудиться от сна-жизни, обрести нирвану. По Борхесу нирвана — не исчезновение, а угасание (”поскольку имелось в виду пламя, говорилось об угасании” 61, с. 526), переход в другое состояние — инобытие. “Колесо учения” — как бы “спасительный круг” сознания в противовес “замкнутому кругу” сансары. У Борхеса оба этих значения совмещены в одном знаке: “круг”. Фатальность и свобода, безысходность и спасение, смерть и бессмертие — вот синтагматический ряд взаимоисключающих друг друга, но оказывающихся примиренными парадигматических смыслов, которые заключает в себе борхесовский знак.
Составная часть общего круга бытия — “круг развалин”. Это — культурное пространство в его движении сквозь время. Оно испытывает на себе неумолимое воздействие господствующих в мире сил, разрушительного хода времени. Но разрушение и уничтожение неотделимы здесь от воспроизводства культуры, ее способности одолевать гибельный огонь времени, продлеваясь — в слове, камне, полотне — в вечность. Замкнутый круг “жизни-майи” оказывается одновременно и разомкнутым кругом прорыва в инобытие (мир творчества), кругом спасения от иллюзорных ценностей и неумолимого бега времени. Вот почему Борхесу так дорога мысль Гомера, позднее перефразированная Малларме: все для книги. Эта мысль трактуется Борхесом расширительно: “… мы созданы для искусства, для памяти, для поэзии или, возможно, для забвения. Однако что-то остается, и это что-то — история или поэзия, не столь и различные.
Страница: 1 [ 2 ]
