"Творчество Бабеля в иммиграции и возвращение на Родину"
Страница: 1 [ 2 ]
, работал там секретарем сельсовета. В мае того же года в километре от Молоденова на даче поселился М. Горький: возобновив старую дружбу, Бабель получил возможность встречать в доме Горького людей высшей власти. Ему это было крайне интересно: с риском для жизни он заглядывал «за край». По приглашению Горького какое-то время прожил в Неаполе, работая над пьесой «Мария». Но в 1933 году он опять дома, опять мотается по стране.
Сегодня становится ясно, что бесчисленные поездки по стране, ставшие модой на рубеже 20—30-х годов, будь то Донбасс, Кабардино-Балкария, Днепрострой, совхоз «Гигант» или Киевщина, куда Бабель ездил для сбора материала, или Польша и Германия, где писатель останавливался на пути во Францию как участник Парижского Конгресса культуры (1935),— все это наряду, конечно, с врожденным любопытством к жизни было и компенсацией подавленных творческих импульсов. Готовить номер журнала «СССР на стройке» на тему «Свекла» — могло ли это увлечь, успокоить его?
Нет, конечно. Критика по-прежнему ждала от Бабеля пряного материала о революции. Но хотя «Конармия» еще переиздавалась, у Бабеля, по-видимому, не оставалось сомнений в том, что неприкрашенное и фантасмагорическое изображение революции уже не ко времени. Вяч. Полонский, пребывавший последние дни в должности ответственного редактора «Нового мира», записывал в личном дневнике: «Бабель работал не только в Конной,— он работал в Чека. Его жадность к крови, к смерти, к убийствам, ко всему страшному, почти садистическая страсть к страданиям ограничила его материал. Он присутствовал при смертных казнях, он наблюдал расстрелы, он собрал огромный материал о жестокости революции. Слезы и кровь — вот. его материал. Он не может работать на обычном материале, ему нужен.особенный, острый, пряный, смертельный. Ведь вся «Конармия» такова. А все, что у него есть теперь,— это, вероятно, про Чека. Он и в Конармию пошел, чтобы собрать этот материал. А публиковать боится. Репутация у него попутническая».
Однако для того чтобы писать о расстрелах, Бабелю не надо было пробираться в подвалы Чека: «слезы и кровь» были вокруг него. В 1929—1930 годах он близко видел коллективизацию. Тогда же, в 1930 году, он написал рассказ «Колывушка», дав ему подзаголовок из книги «Великая Старица». Бабель опять столкнул лбами высокое и низкое, силу могучего духовного здоровья и агрессивность уродства, изначальную справедливость трудолюбивого человека и ненасытную жажду темной силы к самоутверждению. Как прежде, он дошел до изначальных истоков жизни и их истребление изобразил как трагедию.
Страница: 1 [ 2 ]
